— Потому и не сказал, что смысла не было. Если это серая лихорадка (а именно об этом бы первым делом и подумали), то… В Стольграде как заболевших, так и с подозрениями на лихую болезнь — всех без разбора свозят в карантинный барак, а там уж кому как повезет… И, кстати, из него так просто не выйдешь. А если откровенно, то я все же надеялся, что это обычная простуда, только очень сильная…
— Надежду на то, что у тебя простуда, оставь, как сладкий сон! Тут дело обстоит куда хуже. И вот еще что… Давай посчитаем: от того момента, как человек заразился, и до начала заболевания проходит от пяти дней до двух седьмиц. Тут многое зависит от крепости человека, от состояния его здоровья… Точного срока нет, можно посчитать только приблизительно. Так… Кисс, я вообще не понимаю, как ты умудрился дойти до пристани, и не свалился по дороге? И почему стражники не обратили внимания на то, что ты ноги еле переставляешь? Хотя это как раз вполне объяснимо: когда человека отправляют на каторгу, от него не стоит ожидать бега вприпрыжку… Если считать по времени, и по тому, сколько сил ты потратил… Кисс, ты же скоро в беспамятство впадешь!..
— Догадываюсь… А чего ты за себя не беспокоишься? Неужели не боишься заразу подцепить? Ты же почти наверняка ее подхватила от меня…
— Не боюсь. Я уже переболела серой лихорадкой.
— Повезло тебе… Пить очень хочется… Все во рту пересохло…
— Представляю, каково тебе… Может, кого из команды корабля позвать?
— Зачем?
— Ну…
— Вот именно — ну… Если поймут, что я болен, то разговор будет короткий: ножом по горлу — и за борт! А могут и тебя отправить вслед за мной. Серая лихорадка — заразная болезнь…
— Как ты думаешь — куда нас везут? И долго ли мы еще будем плыть?
— На судах не плавают, а ходят…
— Не придирайся к словам! Прекрасно понял, о чем я спрашиваю!
— Думаю, сейчас мы все узнаем. Ответят тебе на многие вопросы. Или на часть из них…
И действительно, у дверей послышались шаги, звуки голосов, заскрипели отодвигаемые запоры… Распахнулась дверь. На пороге стояло несколько человек, один из которых держал в руках зажженный фонарь, показавшийся мне удивительно ярким. Видимо, удовлетворенный тем, что увидел, он сказал нечто своим спутникам, причем сказано было на уже привычном для моего слуха гортанном языке Харнлонгра, а затем отступил в сторону. Когда на лицо шагнувшего на его место невысокого полноватого мужчины упал свет фонаря, то у меня от удивления чуть не открылся рот. Передо мной собственной персоной стоял герцог Стиньеде! Как он здесь оказался?! В первую секунду я не поверила своим глазам: мне же Вояр недавно говорил о том, что герцог сидит под строжайшим арестом, и в ближайшее время под усиленной охраной его собираются отправить в Харнлонгр! Вот это удар! Да, без сомнения: тот, кто сейчас стоит передо мной — герцог Стиньеде, главный заговорщик Харнлонгра, чуть ли не личный враг Дана! Правда, по сравнению с нашей прошлой встречей герцог малость похудел, да и на лицо вовсе не напоминал того доброго, всепрощающего дядюшку. Может, оттого, что, судя по зеленоватому цвету лица, он тоже маялся от морской болезни…
— …. - невольно вырвалось у меня.
— Что, не ожидала, милая? — злорадно поинтересовался герцог. Чувствуется, ему давно хотелось это произнести. Наверное, долго готовился к моменту этого короткого торжества.
— Ну, чирьи и нарывы тоже вылезают именно тогда, когда их меньше всего ожидаешь… — искренне сказала я, приходя в себя от неожиданности.
— Хамка. Впрочем, от скотов трудно ожидать чего — либо иного. И какая тут у вас, должен заметить, стоит вонь — презрительно сморщил нос герцог.
Ой, а ведь от Кисса идет стойкий запах болезни! Да и вид у него соответствующий… Хоть бы они не поняли, что он нездоров! Иначе разбираться не будут, сразу отправят за борт — тут, как говорится, без сомнений, за правильным ответом к бабке не ходи… Пусть этот облезлый кот мне не друг, и я его не выношу, но в данный момент он мой товарищ по несчастью. А то, что у Кисса вид больного человека — это понятно и без врачей! Надо отвлечь внимание этих людей, и, если получится, перевести все внимание на себя, чтоб им не до Кисса стало! Вспомним нахалку Лакрессу, и как бы она сейчас повела себя, что бы стала говорить. Только наглости следует припустить побольше…
— Ах, герцог, я также вынуждена заметить, что вы выбрали для своей прогулки не самое лучшее судно — я болтала без остановки, причем слова лились будто сами по себе, без всяких усилий с моей стороны. — К тому же у меня просто не укладывается в голове: как вы могли поместить даму в эту душегубку?.. А вдруг я здесь задохнусь? Что за ужасное отношение к очаровательной женщине? Герцог, у вас нет сердца, зато имеется дурной вкус и полное отсутствие воспитания! Кстати, этот тесный уголок вам ничего не напоминает? Размерами он немногим шире того памятного шкафа в доме весьма любезного князя Айберте, где вы хранили чужие драгоценности вместе с некой тряпочкой… На ней еще, помнится, какой-то хомячок был вышит… Помнится, довольно забавный зверек. Это что, бестактный намек, или вы пытаетесь таким невежливым образом высказать мне свое недовольство? Герцог, стоит ли сердиться на даму из-за таких пустяков, как пропажа нескольких безделушек?! Подобное проявление низменных чувств вас совершенно не красит!
— Ну, как, племянник, убедился? Я же тебе говорил, что это еще та стерва? — повернулся герцог к человеку, стоящему за его плечом. Молодой мужчина примерно моих лет, ростом повыше дядюшки. Его можно было бы назвать симпатичным, если б не брезгливо — надменное выражение лица. Так, значит, и племянник герцога здесь… Ничего не понимаю! Я слышала, что и он был под арестом…