От растерянности я чуть ослабила хватку, и мужик попытался вырваться. Хотя он и был редкой сволочью, но сопротивлялся до конца. Другой рукой старался как можно более незаметно достать припрятанный в сапоге нож… Правда, от отвешенного мной хорошего пинка у него что-то затрещало в суставах вывернутой руки, и несостоявшийся Правитель заорал благим голосом:
— Ты без остановки будешь проклинать тот день, когда на свет выползла… как смеешь… кровь царственной семьи священна… неприкосновенна… попробуй пролить хоть каплю… за это плаха положена… никто тебя не спасет… я — будущий Правитель… а за смерть моего друга с тебя отдельная плата… всю твою родню по нож пущу, всех вырежу, а тебя на все на это смотреть заставлю…
Да, такой Правитель доведет страну до бунта. Или до ее полного развала. И еще от него идет нешуточная опасность для Даи… Нет, парень, таких скотов, как ты, к власти допускать нельзя! Если он сейчас ведет себя так, то страшно представить, что будет, окажись этот тип на троне! А ведь этот мерзавец всерьез рассчитывает на то, что он водрузит корону на свою хамскую голову! Простите меня за еще один грех, Пресветлые Небеса, но этот человек куда хуже, куда опаснее, куда страшнее, чем давешние разбойники на дороге! Думаю, все это прекрасно понимают, да вот только сделать ничего не могут. Он же сам сказал — кровь царственной семьи священна, неприкосновенна… Наверное, я уже душой очерствела — кто знает! но если такой человек дорвется до власти, то страна в крови захлебнется. Это понятно даже мне, простой деревенской девке…
— Знаешь, что я хочу сказать тебе на прощание, как напутствие перед тем, как ты предстанешь перед небесным судом, который выше всех наших дрязг и суеты? — негромко спросила я родственника Правителя, который продолжал сыпать угрозами. Видно, он уловил в моем спокойном голосе нечто, отчего споткнулся на полуслове. — Благословенна и счастлива та страна, в которой никогда не будет такого Правителя, как ты…
И я отпустила его руку… Мужик дернулся, распрямился, а в следующее мгновение с уже сломанной шеей мешком свалился на холодный пол моей камеры. И наступила тишина. Молчали стоявшие возле моей решетки растерянные стражники, ничего не доносилось из соседних камер…Да я и сама прекрасно понимаю, что только что сделала такое, чего мне никогда не простят…
Не могу точно сказать, сколько длилось безмолвие — может, минуту, может, несколько мгновений… Внезапно загремело по каменному полу выпавшее у из рук одного из охранников короткое копье. Это прозвучало как сигнал к действию. Стражники будто очнулись и принялись наверстывать упущенное: кто-то из них выставил в мою сторону копье, кто-то собрался метнуть в меня нож, а кто-то схватился за меч… Загалдели стражники, зашумели заключенные… А ведь эти доблестные охраннички вполне могут изрубить меня на мелкие кусочки… Или закидать меня стелами и копьями, и дожидаться, пока я не испущу дух… Что ж, это вполне возможно. Бежать мне все одно некуда… Более того, они даже обязаны это сделать! Только что на их глазах спокойно убили одного из членов правящей семьи, а они ничего не предприняли, чтоб этого не произошло! Тут уже дело пошло на то, что им надо спасать собственную шкуру, а не то и с ними с самими такое могут сотворить, что вслух лучше не произносить!..
Не знаю, чем бы все закончилось, но тут раздался громкий голос Кисса, перекрывающий шум и гомон:
— Мужики, не суйте свои головы в петлю, а если вы ее убьете, то именно это с вами и произойдет! Решат, что вы свою вину пытаетесь свалить на эту…
— Да ты что, Кисс? — взвился один из стражников, постарше. — Она ж только что всех нас под виселицу подвела, а ты говоришь — не трогайте!
— Я-то, в отличие от вас, как раз знаю, что говорю, — продолжал Кисс. — Если ее угробите, то отвечать за смерть родственника Правителя придется вам, а не ей. У вас был приказ начальства девку не трогать? Был, и вы его исполнили. Сказано было вами тем двоим дуракам, что в клетку к эрбату заходить нельзя? И это было. Вон, в свидетелях у вас имеется полный застенок, и любой из тех, кто видел и слышал то, что тут происходило, любой подтвердит ваши слова. Вы пытались их не пустить? И за это вас упрекнуть не в чем. К двоим из вас, к избитым парням, которые изо всех сил хотели этих оболтусов задержать, лекаря надо вызывать, не мешкая… Больше того: эти высокородные не только заявились сюда без разрешения, но и вам запретили даже приближаться к камере, куда они вошли, не говоря уже о том, чтоб позволить вам вмешаться или позвать кого на помощь! Что вы в такой ситуации могли сделать? Да ничего! Так что вы, господа хорошие, здесь, считай, не при чем! Единственная ваша вина в том, что дотошно исполняли все распоряжения как от своего начальства, так и от этих высокородных господ. Но тут надо еще разобраться, кто именно виноват в случившемся. На мой взгляд, за то, что произошло, отвечать должна она… Но если вы ее сейчас убьете, то это будет выглядеть так, будто бы вы избавились от нее, пытаетесь что-то скрыть. Вот тогда-то расплачиваться за ее действия придется как раз вам. А вам что, жизнь надоела?
— А ведь Кисс прав — заговорил все тот — же стражник. — С нас в любом случае спрашивать будут, так не лучше ли…
— Конечно, лучше — продолжал Кисс. — Иначе вам придется объясняться, почему вы не убили ее раньше, а только после того, как позволили расправиться с этими… А так у вас есть отмазка: выполняли приказ!.. Впрочем, мужики, решайте сами, как вам поступить. Но я бы на вашем месте хорошо подумал. Попадет вам в любом случае, но вот как именно всыплют, и за что — думайте сами…