Эрбат. Пленники дорог - Страница 300

300

— Так выходит, эти мужчины, что были здесь недавно…

— Такие же неудачники, раздолбаи — заговорщики, как и старый осел Стиньеде. Вернее, те из неудачников, кому удалось уйти от тайной стражи.

— В их числе и те, которых вы сумели вытащить из тюрьмы вместе с герцогом Стиньеде, и отправили сюда на том же судне?

— Естественно. Надо постараться собрать осколки от разбитой чашки. Вот я и собрал тех, кто в ожидаемом спектакле со сменой династии должен был играть основные роли. Может эти неудачники сгодятся в будущем хоть на что-то полезное… Да и у вашего Вояра будет поменьше лишних болтливых языков, которые ему невесть что могут наплести. И потом, забрать из-под носа у Вояра, чуть ли не прямо из тюрьмы таких заговорщиков!.. Давненько Вояр от меня такой плюхи не получал! Он поймет, от кого ему послан сюрприз…

— Вначале ответьте мне на вопрос — я с трудом сдерживала клокочущую во мне ярость. — Что же такое сотворил со мной тот колдун, ваш приятель, если вы снисходите до разговора со мной? Что вам от меня надо?

— Имущество вопросов не задает. Я и так оказал тебе слишком большую любезность, снизойдя до разговора с подопытным животным.

— Вот даже как…

— Естественно. Если у меня появится такое странное желание, то я могу поговорить со своим верным мечом, или с кинжалом, даже с колбами и ретортами в лаборатории, но унижаться до долгой беседы с любым из вас — это уже чересчур даже для меня.

— С кем это — из вас?

— Ты — имущество, причем такое же, как, допустим, тот стул, на котором я сижу. Ах, извини, ошибся! Стул — это ближе к мужчинам, а ты, баба, можешь считаться, в лучшем случае, табуреткой. И знай: если бы не мой интерес к кое-каким подробностям, то б я тебя давно в ближайшем муравейнике живой закопал.

— И, тем не менее, я бы хотела получить ответ на свои вопросы.

— Ну, мне и самому интересно, что именно мой друг сделал с тем обрядом! В этом надо еще разбираться, многое уточнять. Он был большим умницей, мой так не вовремя погибший друг… А тебе лишнего знать не надо. Как ты говоришь — тот колдун… Запомни: отныне и навсегда я желаю и требую, чтоб в любом разговоре ты называла его по — другому, а именно — достопочтенный Канн — Хисс Д'Рейурр. Так же ты должна называть и моего учителя — достопочтенный К'Рат — Дел. Только так, и не иначе. И заруби себе на носу, на лбу, или на руке — не знаю, где для тебя более удобно: Канн — Хисс Д'Рейурр был для меня не приятелем, а другом, память о котором я чту. Так что слово "приятель" по отношению к нему ты должна забыть. Приятель может быть у тебя, и то лишь в случае, если я позволю завести нечто подобное, но на это тебе рассчитывать не стоит. Во всяком случае, пока. Меня же отныне ты должна называть господин или хозяин — позволительны оба эти слова. Хамство или дерзость по отношению хоть к кому-то из нас, естественно, недопустимы даже в мыслях. Повторять тебе все это во второй раз я не намерен. Надеюсь, все понятно?

— Желать вы можете многое. У меня, знаете ли, тоже есть о чем мечтать, только вот с исполнением желаний дело туго обстоит… Мне непонятно другое: с чего это я должна делать то, что вы только что сказали? Написал ему приятель в письме… Да пусть он вам пишет все, что угодно! Мало ли что и кому может придти в голову! Это его дело, а у меня своя жизнь, в которой я не желаю не иметь никаких дел ни с одним из вас двоих! И вообще: моим мнением по этому поводу кто-то из вас двоих поинтересовался? Я не вещь, а свободный человек, и вовсе не собираюсь исполнять неведомые капризы давно умершего человека, тем более того, кто сделал из меня батта… Вы оба засуньте свои желания знаете куда? Попадись мне в руки сейчас тот ваш приятель, не знаю, что бы с ним сделала!

— С чего, значит, ты должна делать то, что тебе приказано…

В ту же секунду мое сердце словно со страшной силой сжали ледяные пальцы, а еще через мгновение я не смогла дышать, без сил хватая ртом воздух, который не проходил вглубь горла. Это длилось бесконечно долго, а потом давление ослабло. На несколько коротких секунд я сумела перевести дух, а потом пальцы вновь сжались на моем бедном сердце. Казалось, оно вот-вот лопнет от того, с какой невероятной силой его безжалостно давили стальные тиски, одновременно с этим вонзая в мое тело сотни раскаленных иголок. Боль была такой сильной, что мне казалось, будто через них в меня течет ручей из жидкого огня, причем в эту бурлящую струю без остановки вливаются все новые и новые струйки, не оставляя в покое самой крохотной клеточки тела… Однажды в детстве я случайно обожглась каплей раскаленного свинца, и хорошо запомнила ту жгучую непреходящую боль. Но то, что я испытывала сейчас — это было хуже, куда хуже, хуже во много раз… Я уже была не человеком, а сгустком всепоглощающей боли. Вокруг головы будто крутился раскаленный обруч, без остановки сжимающий мою голову все сильнее и сильнее. Это даже не боль, это нечто немыслимое и куда более страшнее…Не в силах человека вынести такое…

У меня было только одно желание — чтоб прекратились эти немыслимые страдания, раздирающие на части, не позволяющие думать ни о чем ином… Только бы избавиться от этих мучений! В голову змеей проскользнула чужая мысль, и беспрерывно, настойчиво внушала мне одно: зачем так мучаться, так страдать? Для чего это надо, и кому? Упрямство — это глупость, и может рассердить господина! Ведь терпеть такую боль — вне человеческих сил! Для этого и всего-то требуется упасть на колени перед сидящим человеком и назвать его своим господином… Это далеко не самая большая цена за избавление… Разве это сложно — преклонить колен и покориться сильному, умному владыке, который лучше знает, что мне надо? Не стоит понапрасну сердить его, лучше проявить покорность… Разве это так сложно сделать?..

300