Но вот когда я впервые увидела его обнаженную спину, то оторопела. Вся спина Кисса была покрыта множеством тонких белых полосок, следами давно заживших ран. Да и толстых рубцов там тоже хватало. Такое бывает лишь после избиения плеткой с чем-то твердым на кончике хлыста, или же от удара бичом. Что тот, что другой обычно рассекают человеческое тело чуть ли не до кости. Судя по неровным краям шрамов, на кончике того хлыста вдобавок к тяжелому наконечнику было еще нечто вроде шипа… Смотрится устрашающе даже сейчас, спустя многие годы — сплошные бугры и шрамы. Просто невозможно представить себе, как выглядела человеческая спина после того наказания… Должно быть, это было одно сплошное месиво, одна рваная рана… Судя по всему, в свое время некто превратил спину Кисса в сплошные лохмотья…
— Кисс, откуда у тебя эти шрамы на спине?
— Поцарапался — отрезал парень.
— Это ж как надо постараться, чтоб получить такие, с позволения сказать, царапины…
— Ах, цыпа, — ехидно заявил мне Кисс. — Тебе не понять, что можно получить в порыве великой любовной страсти. Некоторые милые с виду киски иногда оказываются похлеще тигриц. Не знаешь, как вырваться из их когтистых лапок, когда… И на кой ляд я пытаюсь втолковать тебе то, что очевидно любому нормальному человеку? Ничего не пропишешь: этого не понять лишь тем, у кого в жилах течет холодная кровь лягушки. Или змеи. Или зеленая кровь кого-то из тех хладнокровных, что обитают в мокром болоте у твоей деревни… Так что помалкивай, натирай мне спину, завидуй, и не приставай с глупыми вопросами!..
Ну, и разве после этого он не козел?!
К ночи похолодало. Все правильно. Если судить по примерным срокам времен года, то в ближайшие день — два погода будет довольно прохладной для середины лета, а потом снова придет тепло. Обычно такое в наших местах знаменует окончание белых ночей. Жаль… Значит, лето уже перевалило за свою середину… Хоть бы завтра опять дождь не пошел! Небо, еще днем такое голубое, постепенно затягивали серые облака, снова поднимался ветер, пусть и не очень сильный, но несущий довольно холодный для летнего дня ветерок. В лесу, правда, ветер почти не чувствовался, но в моей шелковой одежде все же было прохладно. Хорошо еще, что меня пока спасала куртка Кисса. Надеюсь, завтра я уже окончательно поправлюсь, и можно будет уйти отсюда, попытаться найти человеческое жилье. Темнеет… Особенно это заметно здесь, в лесу. Высокие раскидистые кромки деревьев почти не пропускают вечерний свет… Скоро будет совсем темно… Спать пора, да и глаза чуть ли не слипаются.
Рядом со мной бухнулась новая куча наломанного лапника. Кисс с невозмутимым видом укладывал лапник на земле, вплотную с тем местом, где лежала я.
— Ты что делаешь?
— Разве не ясно? Спать собираюсь. Не на голую же землю мне ложиться прикажешь!
— Ты что, здесь спать собрался? Рядом со мной? Ты в своем уме? Да я тебя…
— А чего тебе не нравится? Вон как похолодало, а горящий костер на ночь оставлять не стоит. Могут заметить… Да и потом, чтоб огонь поддерживать, надо всю ночь не спать. Извини, но я устал. Перед завтрашней дорогой надо бы выспаться. И заодно подумай: у нас с тобой на двоих только одна куртка, а у меня, как ты знаешь, даже рубашки нет. Ты же сама, только для того, чтоб без остановки любоваться моим прекрасным телом, единственную рубашку разодрала на лоскуты. А я, чтоб ты знала, человек теплолюбивый, и больше всего на свете не выношу холод. Вдруг ночью замерзну? Или меня комары съедят? Чем, интересно, мне укрываться прикажешь? Заячьими шкурками? Да и спать рядом с кем-то живым куда теплее, чем одному, это даже ты должна понимать. Особенно если учесть, что ты, Лиа, еще не совсем здорова, так что сама должна соображать — простужаться тебе нельзя ни в коем случае. Здесь все же лес, а не твоя любимая избушка с теплой печкой.
— Ты, похоже, окончательно обнаглел! Несешь невесть что! А ну, быстро отодвигайся подальше! Что, другого места рядом нет?
— Ну, дорогая, не стоит изображать из себя недотрогу вкупе со святой непорочностью! Насколько мне помнится, у тебя уже имелся жених, причем не из числа робких и невинных мальчиков, преданно собирающих цветочки на лугу для предмета своей платонической страсти, а обычный парень вместе со всеми вытекающими отсюда последствиями. Да и на пути в столицу ты была не одна, а постоянно крутилась среди мужиков. Спали вы тоже, думаю, не по правилу: там расположились мальчики, а здесь девочки…
— А вот это уже не твое дело!
— Знаешь, мне становится все более интересно: что именно ты воображаешь о себе, и что конкретно думаешь обо мне, а? К твоему сведению, в бабах у меня недостатка никогда не было, причем это не я бегал за ними, а они за мной. Проходу, можно сказать, не давали… Так что приставать к тебе я не собираюсь. Привычки такой нет. Да и зачем? Надо быть совсем без головы, чтоб связываться с эрбатом. Оторвешь еще что ценное в порыве пламенной страсти…
— Козел! Кот драный!
— Ты определись точно, как меня называть, и не путай без остановки двух ни в чем не повинных животных, так не похожих друг на друга — милого козлика и очаровательного котика… Хотя котик мне как-то ближе, роднее по духу…
— А если я такая опасная, то какого… ты тут спать собираешься? Да еще и рядом со мной?
— Ответ, как мне кажется, понятен любому. Ты же сама меня раздела и лишила любимой рубашки! Я, конечно, тронут таким вниманием к своей скромной персоне, но, тем не менее, мерзнуть не желаю ни в ком случае. В общем, хватит болтать! Я ложусь спать, а ты поступай, как хочешь. Но далеко уходить не советую — погода портится. А если уйдешь и простудишься, то предупреждаю: вновь лечить тебя у меня нет ни малейшего желания. Если же ты все еще не поняла, то вынужден повторить снова: вдвоем спать теплей. Кстати, подруга, предупреждаю сразу: на что-то большее не рассчитывай. Я тебе уже не раз говорил: ты не в моем вкусе. Мне, чтоб ты наконец запомнила, нравятся светленькие девушки с длинными волосами и кротким характером, а не такие наполовину стриженные темноволосые нахалки, как ты. Так что не цепляйся больше ко мне. И не жужжи беспрестанно над ухом, как надоедливая муха. Не знаю, как у тебя, а лично у меня глаза просто закрываются.