— Эй! — не обращала я внимания на подковырки. — Эй, пусть тот стражник немедленно вернется! Эй! Остановите того стражника, с большим деревянным блюдом!.. Да ответьте же мне наконец!
— А ну, тихо! — рявкнул один из тех стражников, что возвращались назад с пустым котлом из-под каши, которую только что раздавали на обед заключенным. — Еще мне тут орать вздумала! Когда надо будет, и когда время появится, тогда он к тебе и подойдет!
— Вы не понимаете! Пусть вернется тот стражник, который только что унес блюдо с едой…
— Ишь ты, командовать тут вздумала! А может, еще чего прикажешь сделать?
— Пусть он не дотрагивается до той еды, которую он только что приносил мне… Ни в коем случае! И не относит ее никуда! Все, что принесено на том блюде, есть нельзя! Ни в коем случае!
— И что? Жалко стало? А, передумала отказываться от такого добра! Спервоначалу не надо было выламываться! Теперь посидишь голодом. Эрбатам полезно поголодать — ничего с тобой не случится. Таких, как ты, просто так не угробишь…
— Она передумала! — зло засмеялся кто — то из заключенных. — Теперь они согласны откушать принесенного!
— Послушайте же меня! То, принесено на этом блюде, есть нельзя! — закричала я в отчаянии. — Там яд!
— Это ты через решетку определила? — усмехнулся стражник, поудобнее перехватывая котел.
— Я не шучу! Это правда! Там яд! И скажите ему, чтоб он отставил подальше всю эту еду, и позвал кого из начальства!
— И кого прикажешь звать? Может, кого из генералов кликнуть? Так это мы враз! Говори, кого желаешь видеть! Чем, интересно, мы тебя не устраиваем?
— Перестаньте! Время же уходит! Не приведи того Пресветлые Небеса, вдруг кто попробует эту еду!..
— Да, вот горе какое будет! — и стражники пошли дальше по коридору. Один из них, правда, задержался, чтоб сказать мне с усмешкой. — Пойти проверить, что ли, распробовал кто господскую еду, или нет. Придется с нее пробу снять, пострадать во благо, раз такое дело… А то и верно: вдруг кто туда чего прямо на кухне правителя сыпанул? Или подлил…
— Эй, тебе помощник в этом сложном деле не требуется? — под общий смех раздался чей-то голос. — Мы готовы…
В этот момент раздался полный боли крик человека, а затем в коридор из каморки, где обычно сидели стражники, с трудом выполз человек. Хотя правильнее будет сказать не выполз, а выкатился, схватившись руками за живот и сжавшись от нестерпимой боли в комок…
О, Всеблагой, мои предупреждения запоздали! Этим кричащим человеком был тот самый стражник, который только что приносил мне эту самую еду… Именно тот, котором я еще совсем не так давно вывернула руку, и который с тех пор недовольно косился на меня. Только сейчас от страшной боли, раздирающей его внутренности, он мог лишь кричать, не в силах разогнуться, причем крик не стихал, а становился все громче, все страшнее. Он пугал дикой болью, ввинчивался в уши, терзал нервы… А еще через несколько мгновений изо рта у сжавшегося человека пошла зеленая пена, и одновременно с этим из его ушей потекла кровь — видимо, лопнули барабанные перепонки… Согнутые пальцы со страшной силой рвали на собственном теле куски живой плоти, стремясь добраться до спрятавшейся внутри немыслимой боли…
Загрохотал пустой котел, выпавший из рук стоявшего неподалеку от меня стражника. Последнее, что я помню, проваливаясь в ненавистный мне страшный черный мир, так это был катающийся по грязному полу страшно воющий человек, и полные ужаса глаза второго стражника, с непонятным выражением глядящие на меня…
Когда же я пришла в себя, то все уже было кончено. С трудом приоткрыв глаза, я смотрела на то, что творилось вокруг. Набежавшие стражники толпились рядом с телом умершего товарища, кричали заключенные, дверь, ведущая наружу из подвала, была распахнута настежь… Ой, а ведь отравленный человек не сам умер: из его груди торчит что-то… Кажется, рукоять кинжала… А меня сейчас под горячую руку стражники за смерть своего товарища могут и прибить — шевельнулась в голове ленивая мысль. Пусть я и не виновата напрямую, да только о том никто из охранников думать не будет! Вон как зло на меня смотрят… И я сейчас ничего сделать не могу, ни на что сил нет, даже чтоб пошевелиться — обычное дело после приступа…
Обошлось. Погибшего унесли, заключенных утихомирили, да и я постепенно стала приходить в себя. Ну, похоже, для меня все прошло не так страшно, как в прошлый раз. Хорошо уже то, что я хоть в этот раз ничего не сломала. Даже лежанку не тронула, вон, стоит себе целехонька. Правда, люди опять смотрят на меня так, что страшно становится. Когда смогла собраться с силами, то с трудом забралась на лежанку, и легла там лицом вниз, уткнув лицо в ладони, чтоб хоть ненадолго избавиться от ненавидящих взглядов… Опять чувствовала себя разбитой настолько, и на душе было так паршиво, что не находила слов, которыми можно было описать мое состояние. Уши бы еще заткнуть поплотнее, чтоб не слышать то и дело звучащих возгласов в мой адрес! Так ведь звуки все одно долетают…
Надо обдумать то, что случилось. А впрочем, думай, не думай, понятно одно: только что меня пытались убить. Точнее — отравить. И не стоит понапрасну надеяться, что все прошедшее было случайностью… Интересно, кто мог на такое пойти? Неужто Вояр? Он что, решил сделать доброе дело? Говорил же насчет того, что, по его мнению, мне лучше умереть быстро, чем долго маяться в застенке… Но я бы никак не сказала, что тот стражник скончался быстро и без мук! Как я поняла из беспрестанных разговоров, которыми обменивались заключенные, стражник сам воткнул себе кинжал в сердце, чтоб хоть таким образом прекратить невыносимую боль… Нет, Вояр здесь ни при чем. Он бы так не поступил. Не знаю отчего, но я была уверена: он к произошедшему не имеет отношения. Тогда кто? Дорогу, судя по всему, я перешла многим, так что надо хорошо подумать, кто именно обозлен на меня больше всех…