Эрбат. Пленники дорог - Страница 233

233

— Ты, цыпа, как погляжу, весь вечер и всю ночь с чьего-то подарка глаз не сводишь? — послышался негромкий голос Кисса. — Никак, оплату за труды получила? Интересно, кто это настолько высоко тебя оценивает? Дорогая ты у нас женщина, оказывается!

О, Высокое Небо, этому хмырю что надо? Вообще-то мы с ним еще перед вызовом к Вояру в очередной раз здорово разругались, и с тех пор не разговариваем, но этому наглому типу все равно голос подать надо, еще хоть разок меня уколоть! Напрасно, как видно, я рассчитывала, что его сон сморил.

Так получилось, что меня снова вернули в закуток напротив камеры Кисса. Это, разумеется, нарушение — держать женщину на мужской половине, но, как сказали, со мной случай особый. Не желают рядом со мной люди сидеть — и все тут! Что ж, неприятно, конечно, но не смертельно. Переживу. А почему я остаюсь здесь, на старом месте… Дело в том, что Кисс был единственным, кто не возражал против моего соседства. На женской половине после известия, что меня снова собираются поместить среди них, поднялся такой визг и крик, что стражники сами отказались от подобного намерения. Вот и пришлось возвращать меня в мужскую половину подвала… Камеры справа и слева пусты — боятся, и мне сложно осуждать людей за подобное. Так что я нахожусь в гордом одиночестве, но, увы, с постоянным взглядом Кисса из закутка напротив. Этот его надоедливый взгляд меня скоро доконает! Интересно, этот белобрысый хоть иногда спит? Вот и сейчас надоедает…

— Прежде всего, это не твое дело! — зашипела я в ответ на слова Кисса, опуская рукав и скрывая браслет под тонкой тканью. — И чего тебе не спится? Мало того, что днем меня злишь без остановки, так даже ночью от тебя покоя нет! Не можешь спокойно полежать хотя бы недолго? Что, так сложно помолчать? Неужели все еще не понял: ты не относишься к числу тех, чей голос мне бы хотелось слышать постоянно. Даже изредка его слышать не хочу! Или у тебя опять руки чешутся?

— Не спится как раз тебе. До чего довертелась на ровном месте, что даже я проснулся. Что, кавалер из ума не идет? Увы, его голоса здесь нет, так что послушаешь мой.

— Нет, ну до чего же ты мне надоел! Хоть бы отсадили меня от тебя подальше!

— Не пугай меня такими ужасами, радость моя! Не могу я без тебя прожить ни дня, ни ночи! Напропалую мечтаю, как бы еще разок с тобой в соседних камерах оказаться! Опять бы душевно пообщались… Кстати, должен признать: кожа у тебя на шее на редкость нежная…

— О, Пресветлая Иштр! Ты — свидетель этим словам: мало кому удавалось довести меня до белого каления только одним своим видом!

— Ладно, помолчу. Так сказать, проявлю благородство, в отсутствии которого ты меня постоянно упрекаешь. Кстати, красивый у тебя браслет. Я даже руку мастера узнаю. Тайсс — Лен. Не ошибся?

— Хорошее у тебя зрение.

— Не жалуюсь. Значит, это его работа и есть.

— Интересно, откуда у тебя такие познания в ювелирном деле? Неужели среди тех, кого приходилось разыскивать, и ювелиры попадались? Видимо, так оно и было: от жестоких хозяев рабы бегут, а ты, конечно, рад помочь в их поимке! Бедные, вот не повезло им: от одних лап сбежать, в других оказаться! А, нет, слыхала, что такие отморозки, как ты, только со скупщиками краденого дело имеют, а среди той братии в золоте кое-кто хорошо разбирается! Ну, разумеется, там тебя и натаскали!

— Как сказать… На моем жизненном пути разный люд попадался… И с золотом дело иметь тоже приходилось. А этот мастер… Его работы выделяются среди прочих, как… Применительно к тому болоту, около которого ты меня обдурила… Скажем так: как лягушки выделяются среди головастиков, так и его работы ни с чем иным не спутаешь. Ты хоть знаешь, сколько такая безделушка стоит?

— Да сотню таких обормотов, как ты, я бы за один этот браслет отдала без колебаний!

— Это ты лишку хватанула! Но демонстрировать при всех эту побрякушку лишний раз я бы не стал… Повыше на руку надевай…

— А ну, хватит шуметь! — привлеченный нашими голосами, подошел стражник, неприязненно глядя на меня. Это был тот самый нахальный парень, который вздумал было распускать руки. С тех пор на меня все время зверем глядит. — Что, правил не знаете? В карцер захотели?

— Сам говори потише! — спокойно оборвал его Кисс, и стражник, как это ни странно, сразу заткнулся. Вот что меня удивляет, так это совершенно необъяснимый факт: этот облезлый кот у стражников пользуется чем-то, похожим на уважение. Помнится, даже Кеир, когда выходил из моей камеры после гибели мальчишки — эрбата, и тот перебросился с ним несколькими фразами, причем говорил не как с заключенным, а как с равным, по-дружески. А Кисс продолжал — Ладно, помолчим. Цыпа, ты согласна сбавить голос? Расшумелась, понимаешь ли, со своими пробудившимися светлыми чувствами не ко времени! Ну, я-то понимаю, отчего тебе не спится! Все о любви со мной поговорить хочешь, да вот при свете дня стесняешься? Бывает… Вообще-то ты права: именно для разговоров о любви и существуют ночи! Только вот зачем ты ко мне и день и ночь с неприличными беседами пристаешь, цыпа? Дай передохнуть хотя бы часок от своих пылких признаний! Хотя это как раз понятно: все пытаешься высказать мне свое сердечное расположение… Догадываюсь о твоей тоске, но я парень скромный: в присутствии посторонних предпочитаю с женщиной интимных тем не касаться. С этим можно и до утра подождать! Не стоит компрометировать даму в чужих глазах! Так что, цыпа, утихни, не создавай людям беспокойства… Или все же хочешь пожелать мне спокойной ночи, радость моя несказанная?

— Да чтоб тебя кошары всю ночь мучили! — искренне пожелала я ему, отворачиваясь лицом к стене.

233