Я не ошибаюсь? Интересно, что вы там такое довели до его сведения, раз вышеупомянутый принц чуть ли не со всех ног кинулся в застенок разбираться со мной? Да еще и друга — садиста с собой прихватил, чтоб я побыстрее разговорилась? Видно, даже своим беспринципным умишком он понимал, что появись неопровержимые доказательства его участия в заговоре, то вряд ли Правитель был бы так же терпелив и добр к нему, как прежде. Иногда и от Правителя требуется проявить жесткость, несмотря на семейные узы, а принц, ввязавшись в заговор, перешел все допустимые границы…
А я-то все голову ломала, отчего этот хам, накурившись в очередной раз какой-то сладковатой пакости, так храбро пошел ко мне в камеру! Кстати, я тогда так и не поняла, что именно он хотел услышать от меня, и что же такое, собственно, ему требовалось… Впрочем, это уже не имеет никакого значения… Правильно! Кто упрекнет Правителя или тайную стражу за головотяпство, если принц в присутствии множества свидетелей, по своему собственному желанию полез в застенок к эрбату, хотя стражники и пытались его удержать, и сами же за то пострадали! Вот и получается, что хотя несчастный принц и погиб от руки эрбата, но только по собственной неосторожности. Да любой скажет, что принц Паукейн во всем виноват сам, и ни Правитель, ни тайная стража здесь совершенно ни при чем! Трагическая случайность, собственное головотяпство… Теперь можно и вытряхнуть наружу все грехи покойного, в том числе и его участие в заговоре насчет свержения с престола собственного брата. Скрывать сведения о том теперь не имеет смысла, все одно Всеблагой уже вынес ему свое наказание…
Ну, однако же, ты и скотина! — почти с восхищением ахнула я. — Одним махом избавил Правителя от очень больших проблем с возможным осуждением младшего брата. Можно сказать, моими руками был снят большой груз с плеч Правителя, при этом, правда, затолкав меня в такое дерьмо!.. Блин, ну я и вляпалась! Вернее, вы меня вляпали, не буду уточнять, во что именно. Хорошо все рассчитали: и характер принца, и его ожидаемое поведение! И мое тоже…
— Ты выражения-то выбирай, — негромко, но с заметным холодом в голосе произнес Вояр. — И за словами следи. Не с приятельницами на лавочке хахалям кости перемываешь.
— Выражения? Да вы меня чуть ли не за руку к плахе подвели, туда же и подтолкнули, и при этом еще требуете, чтоб я слова уважительные подбирала!.. Только вот парнишку — эрбата, того, которого в камере убили по вашему приказу — его что, разве не жаль? Не видели вы его гибели… Стоит ли принц Паукейн таких жертв?
Прежде чем ответить, Вояр молчал несколько долгих секунд. Я уж думала, что он мне ничего не скажет. Но глава тайной стражи заговорил, глядя мне прямо в глаза, и взгляд у него при этом был не менее жесткий, чем час назад, и в нем уже не было и следа недавнего равнодушия. Пусть у него в холодном взгляде бесцветных глаз не было зла, но и доброты в нем тоже не присутствовало:
— В нашей стране, на зависть многим, уже долгие годы царит мир и процветание. Люди могут спокойно жить, растить детей, без страха думать о будущем. А это немало. Льщу себя надеждой, что в том есть и моя заслуга. Поддерживать в стране мир и порядок при весьма немалом числе желающих поживиться за ее счет — это очень и очень непросто. Ты тут сказала о чужой боли… Да в ней можно легко потонуть, если долго сидеть на моем месте! Или сойти с ума от кое-каких проявлений человеческой мерзости и подлости. И не стоит меня упрекать в излишней жестокости — это моя работа, и она не терпит мягкотелости.
Ты заговорила про убитого парня… Я, к твоему сведению, видел и не такое, а кое-что во много раз хуже. Хорошо, представь, что бы с этим парнем произошло, если бы он просидел в тюрьме еще несколько месяцев, медленно угасая. Ты еще не видела, как умирают запертые в неволе эрбаты? Да впрочем, откуда тебе… Твое счастье, что пока миновала тебя чаша сия… Они постоянно задыхаются, им не хватает воздуха, кто-то из них сходит с ума, у кого-то случаются ежедневные приступы безумия… И у всех больные, тоскливые глаза, в которые тяжело смотреть даже ко всему привыкшим стражникам… Длится подобное несколько месяцев, вплоть до их смерти. Да и заключенные их травят, как животных… Это что, лучшая участь? Считаешь, что столь долгая агония для парня была бы лучше? И как прикажешь поступать с такими, как он, как ты? Отпустить эрбатов на все четыре стороны, чтоб они безумствовали и убивали, пусть даже и помимо своей воли? Я прекрасно знаю, что они не виноваты в своей беде, но прочим людям от этого не легче. Извини, но я для того и посажен здесь, на это самое место, чтоб подданные нашего Правителя жили без страха, и могли без опаски ходить по улицам. Тот парень, о котором ты упомянула, хотя бы не испытал мук заключения, с ним покончили довольно быстро… Так что для него, можно сказать, по большому счету прошедшее стало благом, как ни дико для тебя звучат подобные слова. Да и умер он не просто так, а с относительной пользой…
Мое дело, то, чем я занимаюсь уже много лет, часто бывает грязным, причем ты даже не представляешь, до какой степени, случается, от него несет тухлятиной… Но кому-то надо вывозить мусор и чистить отстойники и выгребные ямы. И способы для того имеются самые разные, часто весьма неаппетитные. Кстати, делается это все отнюдь не из желания развлечь и позабавить меня, такого мерзкого и злого человека, а только для блага и благополучия страны, и живущих в ней людей. В том числе и для тех, кто при упоминании о тайной страже морщится и переводит разговор на другое: они, дескать, не желают говорить о тех, кто всюду сует свой длинный нос или копается в чужом грязном белье!.. Правда, если что-то плохое происходит с такими чистоплюями лично, или затрагиваются их интересы, то сразу поднимается крик и визг: куда, мол, смотрит тайная стража, все бока себе отлежала на пуховых перинах, и все они в этой страже бездельники и лодыри, живут за государственные денежки, да при том еще умудряются подозревать невесть в чем честнейших людей!.. И все, мол, лишь для того, чтоб прикрыть собственную лень и беззаботную жизнь!..